Дженнаро Гаттузо. «Горбатого могила исправит». Глава 1. Сын мастера Рино

Некоторые одноклубники говорят, что моей учительницы итальянского не стало, когда я был совсем маленьким. Они (ошибочно) думают, что я ничего не понимаю в грамматике. Вы наверняка удивитесь: как Гаттузо могла прийти в голову идея написать книгу о себе? Кем он себя возомнил? О чем он вообще может рассказать? Перескажет детскую сказку? Или это будет детектив, где главными героям станут Рино и Тотти? Спокойно, ничего такого. На этих страницах — моя жизнь, мой футбол, мои мысли. История «терроне» (так насмешливо/презрительно называют жителей юга), который гордится быть «терроне», который рос на песке и, если на него стартуют, пойдет в подкат даже против соперника по кикеру. Который рычит, но не кусается. Который, чтобы оказаться на вершине мира, полагался на сердце, душу и легкие — три самые важные компонента не только в футболе, но и в жизни. И если это действительно «жизнь полузащитника» (песня Лигабуэ), то никуда от нее не деться.

Я посвящаю эту книгу моей семье, которая поддерживала меня в самые сложные моменты: матери, отцу, сестрам Иде и Франческе, бабушкам и дедушкам, моим бесценным сокровищам: жене Монике и дочери Габриэле, дорогим тестю Марио и теще Пине, всем моим любимым родственникам.

Президенту Сильвио Берлускони, Адриано Галлиани, Арьедо Брайде, Карло Анчелотти и моему любимому Милану — я горд быть частью этой семьи. Андреа и Алессандро Д’Амико, Клаудио Паскуалину, моим большим друзьям и настоящим профессионалам. Дэвиду Мюррэю и Уолтеру Смиту, потому что они были первыми, кто в меня поверил — возможно, однажды мы снова встретимся. Аньелло Альберти и Пеппино Павоне, которые приняли меня обратно в Италии.

Команде издательского дома Риццоли и особенно — Фабио Равере и Витторио Ментане.

Всем детям, которые мечтают стать чемпионами, и всем чемпионам, которым удалось сохранить детские энтузиазм и скромность.

Рыбакам из Скьявонеа — воспоминания о них всегда помогают почувствовать запах моря.

Моим дорогим друзьям Сальваторе и Валентино. Всем, о ком я забыл, когда писал эти строки, но кого помнит мое сердце.

Тем, кто прочтя эту книгу, поймет — какой бы работой ты ни занимался, можешь выиграть самую важную битву в жизни. Даже без особого таланта, но всегда выкладываясь по максимуму и вкладывая любовь в то, что делаешь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕЛОВЕК ПРОИЗОШЕЛ ОТ ГАТТУЗО

Глава 1. Сын мастера Рино

Я родился на седьмой месяц. Меня ждали в марте, но я появился девятого января 1978-го, с копной черных волос, готовый бросить вызов миру. Наверное, у меня есть ген нетерпеливости, а стремление побыстрее выбраться из живота мамы Костанцы было первой демонстрацией характера — импульсивного, возбужденного, ненавидящего ждать. Таким я буду и на поле. Мое рождение стало событием, я — первый мальчик в семье, гордость и радость папы Франко и деда Дженнарино, в честь которого меня назовут.

В свидетельстве о рождении я записан как Дженнаро Иван Гаттузо, но для всех — просто Рино. Рино из Скьявонеа, Корильяно Калабро. Мать Великой Греции, как говорит мой отец! Горсть домишек на берегу Ионического моря, которые повидали многое: византийцев, норманнов, арабов, а еще — и для меня это самое важное — рыбаков и детей, море и солнце. Мой личный рай. Я всегда провожу тут отпуск. После месяцев путешествий по всему миру, самолетов, поездов и автобусов, кому нужен отпуск, от которого устаешь еще до его начала? Знаете, когда вам обещают экзотический опыт, а потом вы жрете в Макдональдсе в Калькутте? Мне экзотика не нужна. В Скьявонеа я нахожу самые красивые виды, когда смотрю, как моя семья спокойно ужинает. Как только приезжаю, мы с отцом садимся за стол и выпиваем по бокалу Мальокко ди Козенца, тонкого и плотного, сухого и красного, как любовь. Закусываем хлебом и сырами. Я мгновенно превращаюсь в ребенка.

Только не говорите, что я зазнался, но мой отец был плотником, совсем как Святой Джузеппе (Иосиф). Вместе с дядей Дамьяно они заправляли в мастерской около пляжа, а мама сидела дома с детьми. Мы никогда не купались в роскоши, но и не нуждались в чем-то. Я хотел стать рыбаком, когда вырасту. Если чего-то и не хватает мне в нынешней жизни — практически физически — то это моря, моего второго дома. Потому что море похоже на меня, не умеет ждать, никогда не останавливается. Потому что оно волшебное, меняется тысячу раз за день — и ночью тоже. Ночь — единственный момент, когда я мог побыть на одном месте, наблюдая за прячущимся в темноте морем с берега или из окна моей комнаты. Я, как завороженный, смотрел на лампы рыбацких фонарей, а потом мне снились сети полные мидий и креветок, раков и тунцов. Вот я, вытаскиваю их из воды, шучу с моими друзьями-рыбаками. Естественно, я знал всех местных рыбаков, мы, дети, глядели на них с обожанием и уважением. Они были нашими кумирами: легендарный Нардо из Пиппе, семьи Куратоло и Мартиллотто, люди, которые, казалось, родились в море, которые знают даже самые потаенные его секреты.

Я хотел стать таким же. Поэтому когда ближе к вечеру лодки возвращались в порт, я был там — помогал разгружать полные рыбы ящики. Из каждого ведра мне давали пару рыбин, а потом я продавал на площади рыбу и морепродукты.

Это была моя первая работа — продавец рыбы. Я подходил к людям, которые играли в карты или просто болтали в барах, предлагал им товар, но только на моих условиях. Если их устраивала цена — отлично, если нет — я нес рыбу домой. Иногда среди покупателей был мой дедушка. Он всегда торговался и часто мне приходилось отдавать ему рыбу почти даром. Я первым придумал, что так можно зарабатывать, а потом многие мои друзья занялись тем же. Я понимал: немного нахальства и умения стоять на своем — и в день можно получать 20 тысяч лир, очень неплохо для десятилетнего пацана. Потом можно было купить все или почти все: сладости, наклейки, журналы.

Или мяч, само собой. Я с ним не расставался, всегда таскал с собой — он словно прилип к ногам, и это приводило в отчаяние маму, которую жутко бесил издаваемый мной шум. В комнате, в саду, под обеденным столом… «Ты бы еще в туалет с ним ходил!» — говорила мама. Отличная идея! Когда я шел к отцу в мастерскую, то быстро уставал от звуков машин и разговоров папы с дядей о работе, так что мяч был отличной компанией — с ним я проводил время на пляже неподалеку.

И там, на песке, я начал влюбляться в футбол. Честно говоря, у нас дома футбола было столько же, сколько рыбы — полно. Папа страстно болел за Милан, обожал Джанни Риверу, говорил, что у него кисти художника, а не ноги. Для всех отец был плотником, но в душе — футболистом. Не тем, что наблюдает за игрой с дивана — он играл нападающего в четвертом дивизионе Калабрии во многих командах и был моим первым учителем. Помню, он провел сезон в составе Корильяно — принципиального соперника Скьявонеа, команды, за которую болел дедушка. Во время дерби дед пришел к воротам и на протяжении всего матча оскорблял сына, который посмел играть против команды своей родной деревни. Кричал, что тот — продажная шкура. Обращался к арбитру: «Синьор в черном, выгоните нахрен эту продажную шкуру». Папа всякого наслушался. Он играл в атаке (однажды даже забил 14 голов за матч), но был напористым и цепким, как лучшие из защитников. Отец передал мне страсть к футболу — кажется, еще вчера я нырял с головой в его тренировочную сумку, вдыхал запах камфарного масла. Сейчас такого уже нет. Я, конечно, представлял свое будущее, мечтал, что однажды стану сильным, как он, и буду играть на Сан Сиро, в форме моего Милана.

Да, вся моя семья была верна красно-черным цветам. Я впитал эту любовь с материнским молоком, а потом она росла, пока я слушал, как отец говорит о футболе. Мне нравилось слушать и даже сейчас я часто иногда расспрашиваю его об игроках прошлого. Он рассказывал мне о первых финалах Милана в Кубке чемпионов — папа слушал репортажи по радио. Моим первым финалом с участием Милана был матч 1990-го против Стяуа. После победы команды Гуллита и Ван Бастена папа повел меня гулять — мы смотрели, как все вокруг празднуют, машины были украшены красно-черным, меня переполняли эмоции. Я, конечно, не мог представить, что через несколько лет буду отмечать победу в Кубке чемпионов на поле.

После работы папа приходил ко мне на пляж, играл со мной. Тогда мне это казалось нормальным, но позже, став отцом, я много думал. Не знаю, сколько родителей сейчас могут или хотят играть в мяч со своими детьми. Папа хвалил меня, говорил, что у меня ноги Марадоны — чепуха, конечно, но он надеялся, что я смогу вырасти игроком уровня Диего. Тут стоит отметить, что у нас к Марадоне разное отношение. Я не говорю, что мне не нравится Диего. Но папу приводили в восторг техничные яркие игроки, как Ривера, а я предпочитал бойцов, которые рубились в центре поля. Воинов, работяг. У них не было ног-кистей, как у Риверы, они не бросались в глаза, но без них ни одна команда не могла добиться результата. Папа рассказывал мне о Лодетти, Буриани, Бенетти, полузащитниках Милана с огромными сердцами.

Я думаю, ему очень тяжело было смириться с тем, что моим кумиром стал Сальваторе Баньи. Я обожал Баньи, несмотря на то, что раньше он играл за Интер, — его сердце было размером с мяч, он вел за собой команду, всегда брал на себя ответственность. А еще мне очень нравилось, как Сальваторе носил гетры, спуская их очень низко. Сейчас так уже нельзя, правила не позволяют. Иногда я тайком пытался повесить в комнате постер Баньи, но никак не получалось: то скотч не клеился, то мама снимала его и говорила, что я порчу обои. Мне казалось, что главная причина — папа, что он не хочет, чтобы в его доме висела фотография бывшего игрока Интера. Хотя постеры запрещали вешать и моим сестрам. Они, конечно, не восхищались Баньи, но с радостью прилепили бы на стену фото всех этих певцов — абсолютно одинаковых с виду. В общем, дело было не в отце. А если бы даже в нем, я бы его простил, потому что папа всегда был моим примером для подражания. Мне нестыдно это говорить. Считаю, мне очень повезло с отцом, я благоговею перед ним, он был и есть образцом для меня. Папа всегда внутри меня. Не только потому что привил любовь к футболу — он научил меня жизни. Возможно, это не звучит умно или круто, но именно так я думаю.

В общем я гордился им, а он гордился мной — представьте, насколько, если даже осмеливался сравнивать с Марадоной. Папа подтолкнул меня на путь футбола, но не настаивал — пытался понять, то ли это, чего я на самом деле хочу. Я думаю, он тайком наблюдал за моей игрой. Но постоянно делал вид, что его не интересует играю ли я, успешно ли, что вообще происходит. Он никогда не говорил мне — даже когда я стал профессионалом — хорошо или плохо я сыграл. Никогда. Только ругал (и ругает), если я скандалил с судьями.

В два с половиной года я попал в больницу — ударился головой о дверной косяк. Результат — пять швов над бровью. Но у меня крепкая башка. С мячом в ногах я не думал ни о чем, чувствовал себя легко и свободно. Сан Сиро был далеко, за тысячу километров, но хватало мяча и двух канистр, стащенных у рыбаков, чтобы попасть на стадион. На рождество 1982 года (мне было четыре) я нашел под елкой не только мяч, но и футбольную форму — желтую, очень красивую. Мою первую форму. Ну и пусть она была не Милана. Это была форма футболиста, форма Рино. Сына Мастера Рино. Друзья, с которыми я играл, называли меня именно так. И да, они ошибались — Дженнаро, то есть Рино, звали моего деда. Так что я был сыном сына Мастера Рино. Понимаю, звучит не очень.

Тем более, главным было не то, как тебя называют. Главным было играть. Каждый день, по возможности целый день — бесконечные летние турниры под жарким солнцем Скьявонеа. Нашим газоном был песок — как в Бразилии. Есть ведь причина, почему Бразилия подарила миру много классных игроков. Но я не могу не спросить себя: как, черт возьми, мне удавалось играть по пять часов на пляже с моими сумасшедшими дружками? Знаете, сейчас 15 минут с мячом на пляже — и мне жутко плохо, слышу, как кости хрустят. Но стоит признать — те игры помогли мне стать футболистом, закалили меня. Благодаря этому мне удается пробегать 13 километров за матч. И, наверное, заслуга тех игр в том, что, не обладая техникой моего друга Андреа Пирло, я попал в Милан и сборную Италии. И побывал на вершине мира — не как сын Мастера Рино, а как Рингьо (с итальянского — рычание). Это прозвище мне дал журналист Карло Пеллегатти, оно осталось со мной навсегда.

И знаете, в глубине души я действительно слышу рык, рык Тигра, Тигра сына Мастера Рино.

Источник: gianlucalapadula.medium.com

Перевод и адаптация: Юрий Шевченко

Дженнаро Гаттузо Профиль Новости Статьи Фотографии Видео

Джанни Ривера Профиль Новости Статьи Фотографии Видео