Статьи и материалы

Дженнаро Гаттузо. «Горбатого могила исправит». Глава 3. Думаю на калабрийском, играю на калабрийском, сплю по-калабрийски

24 октября 2021, 16:42

6262

В Скьявонеа мы называем себя ватагой. Так местные жители дают понять, что они — единое целое, настоящая большая семья. Есть даже песня «Скьявонеа, мы — ватага», ее сочинил мой добрый друг, который сейчас работает в порте. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, мы ее поем. Это песня о былых временах, о моем детстве. Когда я был ребенком, ни у кого не было друг от друга секретов, все были друзьями — тысячи братьев, тысячи родителей. Молодежь, взрослые, старики — возраст и пол не имели значения. Можно было действительно спать с открытой дверью и не бояться, что кто-то зайдет. Если вам что-то требовалось, достаточно было свиснуть соседу. Он приходил, помогал, потом оставался на кухне — поболтать, выпить вина.

Сейчас, к сожалению, все не так — встречаются люди, которые спят на улице, домашней искренней атмосферы больше нет. Жаль, ведь я все еще чувствую себя частью ватаги, хотя в силу обстоятельств далек от реалий Скьявонеа — возвращаюсь только четыре-пять раз в год. Но в моих венах по-прежнему течет калабрийская кровь, моя душа пропитана этой культурой, мой характер сформировался на основе этих ценностей. Я ведь стал футболистом во многом благодаря тем людям, рядом с которыми рос. В первую очередь — никогда не устану повторять — моему отцу. Он был первым, кто в меня поверил, стал моим первым тренером. Я еще официально ни за кого не играл, но он заставлял тренироваться — я 20–30 раз за дань взбегал по лестнице на четвертый этаж или занимался в зале. «Но зачем, папа?! Я же не играю в настоящий футбол!» Я жаловался, а он стоял на своем: «Тренируйся и не переживай». Папа был прав. Иногда мне кажется, что он был волшебником, видел будущее. Незадолго до моего 12-го дня рождения, мне представился шанс показать себя в настоящем футболе, в составе местной команды Йоника Спорт.

Заслуга не только моя. Очень помог человек, которого я люблю всей душой, — мастер Тотонно. В Скьявонеа он был легендой, все дети, игравшие в футбол, обязаны ему. Каждое футбольное поле — его работа. Днем Тотонно был строителем, а вечера посвящал футболу и детям. Ездил на скутере, с копной седых волос — похожий на Деда Мороза. Подбирал мальчишек, подвозил их до поля. Для многих он был словно второй отец. Суровый мужик, требовательный, не признававший ошибок. Для него не так уж и важно было, как ты тренируешься, ведь футбол не был его работой, и, честно говоря, о тактике и физической подготовке Тотонно не знал ничего. Доверие нужно было заслужить поведением за пределами поля. Хулиганам доставалось — никакого мяча.

С Тотонно началось мое путешествие в мир «важного» футбола: первые матчи, первые чемпионаты. Он ставил меня на правый фланг защиты, иногда я играл с парнями постарше — в будущем такое будет случаться очень часто. Самыми веселыми были выездные матчи. Однажды мы отправились в городок около Акри (город на севере Калабрии), добраться туда было той еще задачкой. Ехать долго, дорога извилистая, нас в машине шестеро или семеро, курят, кричат. Попробуй только сказать, что хочешь в туалет, и попросить остановиться — отхватишь! Такие поездки запомнились мне на всю жизнь — словно это было вчера.

Возможно, я покажусь банальным, но говорю честно — до сих пор чувствую себя тем мальчишкой, что просыпался в пять утра, чтобы отправиться рыбачить на лодке с моим другом Фортунато или собирать голыми руками (было жутко больно) колючие груши. Мальчишкой, который в начале апреля тайком купался в море, а маме приходилось облизывать его, чтобы понять, соленая ли кожа. Как такое забыть? Я был терроне (так насмешливо/презрительно называют жителей юга) и остался терроне. Я горжусь этим.

Для меня слово «терроне» не имеет ничего общего с географией — это состояние души. Пирло в шутку часто меня так называет, говорит, что мы — терроне — очень напряженные. Как же он достал меня, когда мы в Корильяно праздновали победу на чемпионате мира! Постоянно дразнил. Но ведь и сам отмечал успех во Флеро, родной деревне около Брешии. Я был там вместе с ним. Когда мы поднялись на сцену, сказал: «Андреа, так ты такой же терроне, как я!» Мне кажется, есть терроне с севера и терроне с юга. Быть терроне — это иметь прочные корни, любить и хранить традиции, никогда не отказываться от своей культуры и своей личности, назвать сына в честь деда, свято уважать семью и друзей. Дело ведь не только в происхождении. Возьмите Билли Костакурту. Я считаю его северным терроне, первоклассным. Он — чистокровный уроженец Брианцы (район у подножья Альп в северо-западной части Ломбардии), но живет по понятиям южан. Прекрасно знает и соблюдает традиции своей земли, глубоко погружен в историю Ломбардии, ставит на первое место семью и корни.

Я обожаю делать то, что делали много лет назад — например, ни на что в мире не променяю рождественский ужин в Скьявонеа. Он длится часами, каждый бокал — повод для тоста, все общаются, шутят, смеются. Все это, естественно, на калабрийском, который остается моим родным языком. Я говорю на нем при любом удобном случае — когда звоню родным, с другом Сальваторе, следующим за мной, как ангел-хранитель, со времен Перуджи. Это выходит спонтанно, естественно. Это более прямолинейный, настоящий стиль общения.

Однажды Каха Каладзе, мой одноклубник по «Милану» из Грузии, услышал, как я говорю по телефону с мамой. Он был уверен, что уже знает итальянский, но после того разговора смотрел на меня растерянными глазами. Пришлось пояснять: «Спокойно, Каха. С родными я говорю не на итальянском, а на калабрийском!»

Если ты с рождения говоришь на каком-то языке, то никогда его не забудешь. Он с тобой навсегда, словно вторая кожа. Думаю я тоже на калабрийском — так быстрее, так удобнее. Это мешало в школе — грамматика была для меня катастрофой. Но теперь я могу гордо говорить, что знаю три языка: итальянский, английский и калабрийский. Первые два я выучил — со временем и благодаря практике. На поле, когда нужно принять решение мгновенно, мой мозг начинает работать на калабрийском. Если я ругаюсь после неточного паса, нарушения соперника или с арбитром, то тоже делаю это на калабрийском. Сложно сказать, сколько раз за карьеру я произнес «morti che t’e muort», «mortì è mammete» или «vai a fare in du culu».

На поле, если честно, несется всякое. После эпизода между Матерацци и Зиданом журналисты возмущались, они словно открыли Америку. Футболисты оскорбляют друг друга? Ну надо же! Конечно, это неспортивно, но в этом нет ничего ужасного, если не переходить границы и не опускаться до расизма. Все знают — чтобы вывести из себя соперника, приходится иногда использовать острое словцо. Это один из приемов профессии — сколько раз я слышал в свой адрес «дерьмовый терроне»! Но важно не попасться в ловушку, оставить все это на поле. Как только звучит финальный свисток, все должно забыться. Не понимаю, почему французы раздули такой скандал из-за провокации Матерацци. До сих пор не знаю, что он сказал — кажется, оскорбил сестру Зидана. Но удар нанес Зидан, а его почему-то пытаются всеми способами оправдать. Представляю, что бы сделал Зизу (если отбросить тот его поступок, я считаю Зинедина одним из величайших в истории футбола), поиграй он в Калабрии, где оскорбления были обычным делом, на них даже не обращали внимания.

Играю я тоже по-калабрийски, как двадцать лет назад. Это означает выкладываться по максимуму, биться, никогда не отступать, не сдаваться, яростно бросаться в каждое столкновение, даже когда кажется, что нет надежды заполучить мяч. В Перудже, Глазго, Салерно, Милане я многому научился, это правда. Но мой бойцовский дух — подарок от родной земли. Вспомните калабрийцев в Серии А: Юлиано, Фиоре, Панкаро, Яквинта, я. Мы все — бойцы, не забываем, откуда родом, гордимся своим происхождением. Сделаны из одного теста, это чувствовалось, когда мы встречались в сборной — всегда говорили между собой на диалекте. Это наш язык, все получается спонтанно.

Мои сны — тоже на калабрийском. Мое подсознание говорит на родном языке, во сне я такое выдаю! Я всегда тренируюсь говорить по-калабрийски, даже ночью. Человеку, который до 13 лет общался только на одном языке, забыть его просто невозможно. К счастью, моя жена Моника понимает диалект, хотя с ней я переключаюсь на классический итальянский. А вот дочь мне хотелось бы научить калабрийскому, хотя Моника и против. Мне кажется правильным, чтобы Габриэла знала, откуда я родом, чтобы была знакома с миром, в котором я вырос. Когда она подрастет, я попробую — не думаю, что ей будет сложно, достаточно провести несколько летних месяцев в Скьявонеа, и она войдет в ритм.

Традиции важны. Важно сохранять диалекты, ведь это одна из самых самобытных и интересных характеристик Италии. Каждая зона, каждый регион говорит на своем языке, гордится своей культурой. Итальянский язык — для всех, диалект — чтобы похожие люди понимали друг друга.

Словарь футбольных терминов

Русский-итальянский-калабрийский

Единоборства — contrasto — acciungal
Дриблинг — scartare — ah zumbat
Офсайд — fuorigioco — forjuoc
Навес — traversone — сrossar
Пенальти — rigore — rigor
Матч — partita — jucam
Контратака — contropiede — s’ n’eh fuiut’
Бомбардир — cannoniere — cannunier
Угловой — calcio d’angolo — àngul

Источник: gianlucalapadula.medium.com

Перевод и адаптация: Юрий Шевченко

Понравился материал? Поделитесь ссылкой с друзьями!