Дженнаро Гаттузо. «Горбатого могила исправит». Глава 4. Калабриец в Перудже

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Я видел многих, кто покинул Калабрию в поисках счастья в другом месте: на севере или за рубежом. Они уезжали со знаменитым картонным чемоданом в руках (как в фильмах), выражением страха на лице и болью тех, кто не может ничего поделать с бедностью и голодом. Мои родители тоже были вынуждены уехать ненадолго — им было 17, они отправились в Германию. Работали там за несколько марок — большой труд, чтобы хоть немного обеспечить свое будущее и будущее своих родных.

Я уехал не из-за голода и даже без картонного чемодана — другие времена, другая история. Я не сбежал — просто следовал за мечтой, своей мечтой. В багажнике папиного автомобиля лежали две красные сумки, полные одежды и калабрийского печенья. Еще в них было немного страха и очень много надежды. 13 лет — конец моего детства, прощание с легкомысленными играми на пляжах Скьявонеа, с друзьями и семьей. «Рино уезжает, чтобы стать футболистом», — с гордостью говорили те, кто меня знал. Я пишу это, и комок подступает к горлу, но тогда я не был таким чувствительным. Меня приводила в восторг мысль, что я буду играть в профессиональной команде, которая может открыть для меня путь в мир футбола. Я был без ума от радости. Безрассудный и самонадеянный мальчишка, который рос с мячом и ради футбола отправился бы хоть на край Европы, что я и сделал через несколько лет, когда стал игроком Рейнджерс.

Перуджа была не первым большим клубом, который я заинтересовал. Ездил на просмотр в Болонью, но все сложилось не так, как мне хотелось — я им не подошел, хотя и не понял, в чем причина. В те времена у Болоньи были проблемы с финансами, так что, возможно, они поэтому от меня и отказались. Но я строптивый, весь в отца, такие не сдаются. Тем более, он говорил что у меня ноги Марадоны, а парень с ногами Марадоны и решительностью тигра точно понадобится профессиональному клубу.

Я дождался второго шанса и крепко ухватился за него. Это была Перуджа, клуб, который всегда находился в поиске молодых талантов. Я прошел просмотр, через несколько дней пришло заветное письмо. Я им понравился. Если родители разрешат, то я стану игроком Перуджи! Это было невероятное облегчение, потому что просмотр не получился блестящим. Главным в молодежном секторе был Вальтер Сабатини, который позже стал директором Лацио. Очень специфический человек, постоянно с сигаретой во рту. Через пять минут игры он сказал мне уйти с поля. Я был жутко зол: «Да как так?! Я ведь коснулся мяча два раза. Дерьмо, снова провал!» Но у Сабатини был наметанный глаз — он быстро понял, что у меня есть потенциал. При каждой встрече мы вспоминаем тот просмотр.

Так что в доме Гаттузо начался праздник. Мы с папой были на седьмом небе от счастья, прыгали, веселились. На несколько дней я стал маленьким кумиром Корильяно, все поздравляли, хлопали по плечам, даже просили автографы. Только мама ворчала: «Рино еще ребенок, он никуда не поедет!» Она жутко боялась потерять своего сыночка, своего единственного сына. Ей больно было отпускать меня таким юным, просто нож в сердце. Через много лет она рассказала, что после моего отъезда несколько месяцев просыпалась среди ночи и просила отца забрать меня домой. Но она смирилась, пусть и с большим трудом. Звонила мне каждый день и говорила то, что говорят все мамы: тепло оденься, учи уроки, веди себя хорошо.

Уезжая, я дал себе обещание — вернусь в Калабрию только победителем. В противном случае я отправился бы в Германию, искать работу, как мои родители за 30 лет до этого. Я был и остаюсь очень гордым, я не вынес бы провала. Как мне смотреть в глаза землякам? Родителям? Боец Гаттузо сформировался именно тогда. Хотя было тяжело, особенно поначалу. Я словно попал в казарму и очень скучал по беззаботным дням детства, по родителям, по друзьям. Но постепенно освоился, ведь решительности мне было не занимать.

Перуджа — очень красивый город. Если живешь там, то каждый день у тебя двойная тренировка — приходится постоянно подниматься и опускаться по средневековым улочкам. Я, впрочем, жил в пансионе, в паре километров от тренировочного поля. Со мной — множество таких же ребят, которые надеялись, что их мечты станут реальностью.

Столкновение с новой реальностью вышло непростым. Главный по пансиону — Массимо — был хуже цепного пса. Яростный, как Джентиле против Марадоны на чемпионате мира-1982. Это была максимально плотная персональная опека, а тем, кто пытался сбежать, доставалось на орехи. Вдобавок руководители Перуджи внимательно следили за нашей успеваемостью в школе. Так что вкалывать приходилось целый день: с утра на занятиях, потом на тренировках. А спал я в комнате, напоминавшей тюрьму или психушку — два метра на два. Как только выключали свет, ты словно проваливался под землю. Оставалось только ждать утра, чтобы побыстрее выбраться из этой тьмы.

В общем было несладко. Но как только возникала мысль сбежать, я вспоминал обещание, которое дал себе — я не вернусь в Корильяно неудачником. Так что я взялся за дело. Ноги, привыкшие к песку на пляже, начали осваиваться на зеленом газоне настоящего футбольного поля. Первые дни были адом, но пребывание в Перудже стало очень важным этапом моей карьеры, я вырос как игрок и как человек. Если бы меня спросили, согласился бы я снова уехать в Перуджу, я бы даже не думал. Там я познакомился со многими людьми, многими друзьями, мне повезло встретить тех, кто сыграл большую роль в моем становлении. Отчасти это и моя заслуга, ведь я никогда не был скромником, заставлял считаться со мной тех, кто старше — так и завязывалась крепкая дружба.

Менять привычки было непросто. Просыпались очень рано, около шести. Зимой было жутко холодно. Часто, когда звенел будильник, я предпочитал остаться под одеялами, а не идти на скучные занятия по бухгалтерии. Чтобы добраться до школы на автобусе, нужно было сделать две пересадки и повоевать с контролерами, ведь я часто ездил без билета. После уроков я возвращался в пансион и пешком шел до стадиона — наконец-то тренировка.

Человек, которому я обязан многим, если не всем, — Анджело Монтеново. Он был моим тренером в команде juniores, а еще учителем и почти отцом. Учил меня манерам, жизни. С папой мы виделись нечасто — он приезжал три-четыре раза в год, от дома до Перуджи было 650 километров. Монтеново следил за мной не только на тренировках. Когда он узнал, что я прогуливаю школу, устроил настоящий скандал. Я тогда поссорился с учительницей и решил не ходить к ней на уроки. Мне жутко надоело убивать время за партой (как я уже говорил, со школой у меня не ладилось, в этом отношении с меня не нужно брать пример), так что я нашел причину оставаться в пансионе. Но я не учел, что Монтеново знает обо всем. Он ворвался ко мне в комнату, летало все: подушки, книги, мебель. Слова он не выбирал. Сказал, что школа — это серьезно. Если я не вернусь, меня исключат из команды. Я знал, что нравлюсь ему как игрок — мы часто оставались работать после тренировок, он уделял мне много времени. Настоящий ангел — Анджело всегда верил меня. Мы до сих пор общаемся — минимум раз десять в год.

Благодаря ему и двум другим тренерам — Мауро Аменте и Диего Ди Джаннатале — старт моей футбольной карьеры напоминал сказку.

На тренировке на Веспе

Мне было около 16, когда меня начали подпускать к первой команде. Я заинтересовал тренера Галеоне отличной игрой за молодежку. Я был самым младшим в коллективе, калабрийский негодник, который никого не боялся. Даже опытных футболистов, этих огромных шкафов, которые могли раздавить меня, как мошку. Сейчас я понимаю, что смотрелся смешно — наверное, поэтому меня хорошо приняли.

У меня единственного в команде не было водительских прав, так что я ездил на мопеде, сером Vespa Zip, который купил на первые сбережения. До сих пор помню, как надо мной стебались из-за этой развалюхи — все приезжали на тренировки на авто, а я на двухколесной тачанке. Из молодых игроков я особо сдружился с Джиджи Риччо. Мы пару лет вместе отыграли за Перуджу, а потом пересеклись в Глазго. Он неаполитанец, я калабриец — взрывоопасная смесь. Джиджи стал одним из моих лучших друзей, мы с ним как братья, Риччо — крестный моей дочери. Часто видимся и созваниваемся, он сейчас играет в Пьяченце, так что живет недалеко (после окончания карьеры Риччо стал помощником Гаттузо, работал с ним в Сьоне, Палермо, ОФИ, Пизе, Милане и Наполи).

Джиджи Риччо и Рино Гаттузо

В Перудже я нашел еще двух прекрасных друзей — позже они стали моими соперниками на поле, но и партнерами по сборной: Марко Матерацци и Кристиано Лукарелли. Кто тогда мог представить, что с Марко бы заберемся на вершину мира?! Мы с ним — почти близнецы. Конечно, речь не о внешнем виде, а о том, как мы воспринимаем игру. Мы похожи страстью, характерами, агрессивностью, злостью на поле. Хотя Марко, мне кажется, более жесткий. Говорю это, улыбаясь, но некоторые его подкаты делают очень больно, он никогда не убирает ногу. Однако его присутствие очень важно для команды, это было видно на чемпионате мира-2006. Такие игроки нужны всем.

Мы провели в Перудже почти два года. Он ненадолго уезжал в Карпи, набраться опыта. Вернулся не только с опытом, но и с деньгами — никаких фантастических сумм, но на прихоти хватало. А у меня не было контракта — мне возмещали месячные расходы, и на этом все. Машины не было, приходилось вечером выезжать на любимой веспе, но она была капризной и часто превращала меня в пешехода. Зимой начинался сущий кошмар — в Перудже очень холодно. Но у Марко большое сердце — он заботился обо мне, помогал деньгами, брал гулять по Перудже на своем авто. Сейчас он игрок Интера, я в Милане — мы представляем разные берега реки Навильо. Конечно, мы многим не нравимся, но, думаю, никто не скажет, что нам не хватает смелости или усердия. Матерацци, как и Монтеново, стал ключевым человеком для моей карьеры. Он пришел в Перуджу из Трапани, поиграв в Серии С1 и забив 10 голов, так что был уже наполовину профи. Его советы оказались очень полезными. Я часто ночевал у него дома. Мы ужинали в пансионе, а потом катались по городу. Наконец-то я ощущал себя хоть немного свободным.

А еще Лукарелли. Мне было 14, ему 18. Четыре года разницы — это много, когда вы молоды. Он уже почти был мужчиной, я — подростком, которому предстояло многому научиться. Мы жили в пансионе, и я часто вспоминаю дико смешную историю. Я носил башмаки с деревянной подошвой. Очень удобные, но жутко шумные. Когда Кристиано уже ложился спать и слышал «цок-цок-цок-цок», то просто с ума сходил. Открывал дверь и орал: «Рино, ты тут не один!» «Но я же не могу ходить босиком», — отвечал я каждый раз, и он злился еще больше.

К счастью, иногда мы отдыхали. Не только учились и играли, но и гуляли по городу, устраивали вечеринки в барах. Виделись с противоположным полом… Мы ведь футболисты, а не святые. Так, благодаря друзьям, я познакомился с Валентиной, она стала моей первой девушкой. В наших отношениях были взлеты и падения, это была очень важная для меня история. Но в итоге мы выбрали разные дороги: она осталась в Перудже, а я сел на самолет и отправился в Шотландию.

Источник: gianlucalapadula.medium.com

Перевод и адаптация: Юрий Шевченко

Дженнаро Гаттузо Профиль Новости Статьи Фотографии Видео